Для темы Русского Севера и русской культуры в целом это критический момент.
До Петра Архангельск был богатым торговым городом, поскольку был первым международным морским портом страны.
Основав Петербург, Петр не только перенёс туда столицу из Москвы, но и порт из Архангельска, законодательно ограничив развитие города.
По сути Петр ненавидел русскую культуру и все «московское», и мечтал создать новый жизненный уклад по западному образцу. Санкт-Петербург он строил по образу любимого Амстердама.
Очень важно то, что, копируя западные законы, моду, еду, он не копировал жизнеобразующие принципы демократии, а был уверен в самодержавии как единственном возможном варианте для России. «В России умных мужиков нет», поэтому ими нужно управлять. Такой гибрид самодержавия и крепостничества, приправленный голландским сыром и пудровыми париками.
Вот к чему это привело в цитате Арзамас:
https://arzamas.academy/materials/1497
«Но даже не это самое важное. Дело в том, что в Петровскую эпоху и благодаря Петру произошел тот важный тектонический разлом в культуре, в ментальности русских людей, который столетиями не дает нам покоя. Раньше, до Петра, народная культура была широко распространена в русском обществе, включая и его верхи. Песельники, сказочники, шуты были вхожи в дом как боярина, так и простолюдина, царя и холопа. Общие праздники и обычаи предков равно почитались на всех уровнях, во всех стратах русского общества. Теперь же, с Петра, с введением западных одежд, праздников, обычаев интеллектуальная и властная элита, часть русского общества, все дальше и дальше отходила от народа, становилась чуждой ему, вызывая неприятие, насмешку своими париками, непонятным выговором сначала на немецком, а потом на французском языке.
Одновременно происходил очень важный перелом: культурный переворот Петра в сочетании с ужесточением крепостного права отделил элиту от народа. Да, они встречались под сводами церкви, но, что интересно, стояли отдельно. Последствия этого культурного раскола были в целом драматичны. Потому что народ, лишенный своих вождей-интеллектуалов, зачастую устраивал страшные бунты — те самые, как писал Пушкин, «бессмысленные и беспощадные». А у элиты — по крайней мере, у той ее части, которая рефлексировала, которая понимала проблемы народа — появился комплекс неполноценности, некая вина перед своим народом, который страдает, который живет в грязи, — а мы, мол, такие образованные, живем гораздо лучше него. Произошло то страшное, что называется разрывом преемственности культуры.
...
В целом можно сказать, что Петровская эпоха, учитывая все социальные, государственные преобразования, резко сузила возможности для несамодержавного, некрепостнического, неимперского, неполицейского развития России. Благодаря петровскому «прогрессу через насилие» (этот термин часто употребляется в литературе) из многих вариантов движения в будущее у России остался только один путь, по которому, в сущности, она идет до сих пор. Петр как бы вытоптал всю поляну альтернатив, по которым Россия могла развиваться. И это, конечно, сказалось на русской культуре, которая во многом была и сервильна (раболепна), и подавляема властью.»
Так и живем.
Архангельск на гравюре 1656 года.
